Чиновничья присяга

Перед присягой чиновники исповедовались отцу Гермагену во 2-й переговорной, он отпускал им грехи. Неисповеданного к присяге не допускали. Около дверей сидели скромно, вспоминая некоторые из милых шалостей и тихонько переговаривались. Постояный ведущий мероприятия Егор Матвеич, майор в отставке, остроумно прозванный кем-то присяжным, проверял готовность личного состава к мероприятию.

— Вы всё-тки старайтесь без этого… Без глупостев. Как знамя-от подадут, — ругался присяжный.
— Без языка што ли? — хохотнула завотделом.
— Опять двадцать пять. Когда вы уже повзрослеете, Марья?
— Плюньте, Егор Матвеич, немедленно плюньте. И постучите по дереву, вот так, так.

— Я в Санкт-Петербурхе служил, так завсегда опосля присяги всенощная, — шептал на ухо Ирочке руководитель Департамента IT.
Ирочка хохоталась.
— Истинно так, весь день в суете, а тут растворишься в благодати, так, знаете…
Присяжный нахмурился:
— Ежли кто полагает, что мы собрались баб, извините, за коленки хватать, обломитесь. У всех нали… тьфу! текст присяги есть? Сидите и учите. Вы чиновники, а не у Проньки на именинах!

— А ну его, — краем губ заговорщицки прошипела Ирочка. — Чо, правда, в Хомутове присягу не принимают? Мне в бухгалтерии говорили.
Глава айтишников выдохнул что-то короткое, резкое, от чего у Ирочки округлились глаза.

Первой как обычно не выдержала Настасьпална. Она отложила телефон и вопросительно взглянула на Егора Матвеича.
— Скоро уже? Меня посетители ждут. Третий час ведь сидим.
— Обождут. Присяга — дело государственное.
Настасьпална хотела что-то сказать, да только махнула рукой и вновь уткнулась в телефон.

— В Санкт-Петербурхе когда служил, на Присягу всегда закрывались, — шептал Ирочке руководитель Департамента. — Чтоб без суеты, чтоб праздник. Бывало, хор Пятницкого приглосим, и вот, значит…
— А в Москве же хор Пятницкого, — удивилась Ирочка. — Разве нет?
— Другой-то в Москве. А в Питере свой имеется. Обычное дело, разве чтобы хлеб «Орловский» отведать, обязательно в Орле жить?
— Это да.
Ирочка служила секретаршей и в чиновничье племя входила лишь номинально, но присягу для чиновников принимала каждый год заведённым порядком.

Дверь в переговорную приоткрылась, донёсся густой бас Гермагена.
— Присяга — она как конденсатор, — гудел невидимый отец Гермоген, шагнувший в православие с 3 курса физмата ОГУ. — Если не подзарядить, что делает? Правильно, ссадится.

— И верно! — задумчиво подхватил Егор Матвеич. — Я вот из военных. СССР присягал? Присягал. Украине присягал? Со всем удовольствием. России потом присягал? Ещё как! С вами тут не один уж раз приложился. И что? И ещё сил на 100 присяг!
Настасьпална и завотделом переглянулись и прыснули.
— Что? — резко обернулся ведущий, наткнулся на смешливые глаза женщин, как-то сник и до самой уже присяги был уныл и немногословен.

И вот зазвучали, загремели, наконец, отдаваясь эхом в стенах высокого торжественного зала, слова. Не просто слова, а те единственно верные слова, что каждый чиновник даёт перед лицом своего начальства, перед лицом страны своей, перед лицами народа русского.

…клянусь… КЛЯНУСЬ…. служить… СЛУЖИТЬ… верой… ВЕРОЙ… и правдой… ПРАВДОЙ, — эхо стихло.
— Теперь целуйте, — пододвинул знамя присяжный Егор.
Понеслись над страной звуки лобызания, шорохи бархатного знамени да стуки поклонов обпольных.

Первой из зала выскочила Ирочка.
— Хорошо-то как, девочки! Такая, знаете, благодать!
— У нас в Санкт-Петербурхе… — начал было начальник Департамента, но Ирочка его уже не слушала. Она подбежала к окну, распахнула створки и по-волчьи завыла на полную луну, нависшую над дальней ивой, над гаражным кооперативом, рядом с трубой, и долго потом глубоко дышала, слушая ответный вой со всех концов города.